Комплексный анализ текста рассказа В. Пелевина «Онтология детства» – одно из заданий многопрофильной олимпиады КГУ.
В своей творческой работе призер олимпиады Колотилова Дарья размышляет о новаторстве В. Пелевина в раскрытии темы становления личности.
Руководитель Мальцева Светлана Николаевна
О новаторстве В.Пелевина
В. Пелевин имеет диплом электромеханика, из Литературного института был отчислен, но это не помешало ему стать одним из самых популярных писателей. По-прежнему прав М.Булгаков: «…вовсе не удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет!» Книги Пелевина переведены на все основные языки мира, включая японский и китайский. В конце 2009 года по результатам опроса писатель был признан самым влиятельным интеллектуалом России.
Секрет такой популярности, возможно, в том, что Пелевин призывает сохранить в себе неповторимого человека. Это бывает не просто: не поддаться искушению приспособиться к условиям жизни, слиться с окружающими. В книге Пелевина «Священная книга оборотня» читаем: «Лучшая мимикрия – когда становишься похож на других не только лицом, но и ходом мыслей. Впрочем, мимикрия – это только для лис. Для человека – это судьба». В рассказе «Онтология детства» (1991) речь идет о неотвратимой судьбе ребенка, о приспособлении к миру взрослых.
В этом рассказе о детстве поражает многое! Название напоминает о других произведениях, посвященных становлению личности: в памяти всплывают «Детство» Л.Н. Толстого и «Детство» М.Горького, «Детство Тёмы» Н.Г. Гарина-Михайловского и «Детские годы Багрова-внука» С.Г. Аксакова.
У Пелевина – «Онтология детства». Согласимся с автором: «…важны слова, за любым из которых сразу же вспыхивает то, что оно обозначает». Конечно же, онтология – это не «ручной фонарь», как полагает герой рассказа. Толковый словарь русского языка Ушакова поясняет, что онтология – учение о бытии, об основных началах сущего. Скажем сразу, это не единственное лексическое значение слова.
Рассказ представляет собой воспоминание-размышление о детстве, его особом мире. Бытие ребенка отличается от жизни-прозябания взрослого. Ребенок способен подмечать красоту мира, чувствовать тайные движения в нем. День в детстве начинается с «утреннего привета огромного мира», кусок бетона в стене кажется «вертикальным барашком», доска в нарах покрывается узором. В воображении ребенка пылинки в лучах «самого удивительного – солнца – превращаются в пушистый рой», при желании и сам маленький фантазёр может стать «одной из сверкающих невесомых точек» в этом особом маленьком мире.
В этих воспоминаниях счастье – забредать куда угодно, наслаждение свободой и легкостью, «редкое удовольствие бег». В дальних ударах вбиваемых свай – тайные движения в мире: «…вот оно, перестукивание с Богом. Здесь не ошибешься».
В православной Онтологии существовала практика через «умную молитву» соединять человека с божественным светом и любовью. «Бог есть мир, чуждый всякого смятения и беспокойства», – считал Нил Сорский. Ребенок Пелевина живет в гармонии, уверенности, что «можно перестукиваться с Богом. Ведь отвечать ему – значит просто чувствовать и понимать все это». Автор пишет: «Только потом понимаешь, что переговариваться с Богом нельзя, потому что ты сам и есть его голос, постепенно становящийся все глуше и тише».
Мир взрослых в рассказе представлен жестоким, омерзительным и в то же время отчаянно неотвратимым. «Взрослые очень понятны, но сказать про них почти нечего», – пишет Пелевин и создаёт собирательный портрет взрослых в восприятии ребенка. Их день начинается с ругани («Обычно в детстве просыпаешься от утренней ругани взрослых»), а завершается избиением кого-нибудь («По вечерам они … кого-нибудь бьют…»). «Под аккомпанемент тяжелых разговоров о пересменах, нормах и близкой смерти» они неспособны увидеть узоры на дереве. Автор не щадит мир взрослых с «деланными улыбками», «стрёмными лицами». Их внимание (и даже присутствие!) тяготит: «Часто бывает пакостно от их пристального внимания к твоей жизни». Рядом с ними мир блекнет, стирается, ведь живут взрослые так, словно несут по жизни бревно, и единственное их желание – «чтобы ты стал таким же, как они, им надо перед смертью передать свое бревно».
Герой рассказа не окончательно порвал с детством, автор пишет: «Чем ты взрослее, тем незамысловатее этот мир, и все же в нем есть много непонятного». Облака в небе, сопровождающие с самого детства, по-прежнему вызывают удивление. Повзрослевший герой наблюдает в окно «веер из множества пушистых полос – словно от всей мировой авиации». Пожалуй, только эта способность фантазировать, мыслить образами осталась от того яркого восприятия мира, что было в детстве, но образы связаны со смертью: ржавые автобусы напоминают «останки», «похожие на мертвых ос».
Герой рассказа делает парадоксальный вывод: «Что-то творилось с миром, где ты рос». И вот уже вместо солнца – блеклый мир, видеть его – «уже означает замараться и участвовать во всех его мерзостях».
Основным художественным приемом в рассказе «Онтология детства» является антитеза. Это позволяет противопоставить миры ребенка и взрослого, «тогда» и «теперь». Чтобы подчеркнуть глубину внутреннего конфликта, автор использует сложные предложения. Простые предложения, как островки, в этом лирическом монологе, в потоке речи: «Удивительно!», «А потом тебя подняли вместе со всеми», «Самое удивительное, конечно, – это солнце».
Контраст миров отражён и в лексике: у взрослых события происходят «обычно», «всегда», «часто», а у ребенка каждое воспоминание – «удивительное», «ни с чем не сравнимое». Чтобы показать ничтожность мира взрослых, автор использует эмоционально окрашенную лексику: «стрёмные», «изрытые», «кривляющиеся», «мерзкое», а также связанную с тюремным бытом: ватник, параша, лежак. Контраст отражён и в пространстве: в условиях тюрьмы ребенок стремится вверх – к окну, словно пушинка, лететь к солнцу, у взрослого другая траектория – падение вниз!
Композиция рассказа – «поток сознания», цепь воспоминаний о детстве. Лирический сюжет вполне соответствует требованиям жанра:
- завязка действия – пробуждение ребенка;
- развитие действия – взросление (воспоминание об утре, отношениях со взрослыми, о чтении, о покорении пространства, о звуках, мысли о Боге);
- кульминация – взросление («потом самое лучшее понемногу блёкнет»); самая драматичная часть, ведь герой понимает, что «предметы не меняются, но что-то исчезает, пока ты растешь» ежедневно что-то теряется: «необратимо проходишь каждый день мимо самого главного, летишь куда-то вниз – и нельзя остановиться, перестать медленно падать в никуда…»;
- развязка – завершение духовного роста, превращение человека в «памятник самому себе», несущий «отпечаток чувств уже почти исчезнувшего человека».
Герой рассказа всю жизнь провел в тюрьме, но, по мысли автора, даже в условиях абсолютной несвободы случаются иногда побеги. Реальные или в воображении? Однозначного ответа в рассказе нет. «В этой камере жил когда-то маленький зэк, видевший все это, а сейчас его уже нет», – это о повзрослевшем ребенке. Но, может быть, это и о «побеге» взрослого в мир своих воспоминаний.
Рассказ напоминает короткометражный фильм обо всех стадиях превращения ребенка во взрослого, заставляет задуматься: возможно ли не «превратиться в памятник самому себе». Пелевин продолжает традиции русской классической литературы, вслед за Чеховым он призывает: «Берегите в себе человека!»
